В Псково-Печерской духовной семинарии по благословению митрополита Псковского и Порховского Тихона начался курс лекций о священстве, предназначенный для клириков Псковской епархии и семинаристов. Курс читает библеист, миссионер и богослов протоиерей Геннадий Фаст. По определению самого отца Геннадия, это «не учебный курс, а беседы пастыря с другими пастырями и с теми, кто готовится стать таковыми». Мы предлагаем вашему вниманию пятую лекцию цикла.
«Я соберу вас вместе…»
Приветствую вас, всечестные братья. Мы с вами приступили к разговору об Апостольской Церкви на основании следующих слов:
И они <ученики> постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деян. 2: 42).
В прошлый раз мы с вами беседовали о «пребывании в учении апостолов». Сегодня речь пойдет о втором – о «пребывании в общении». Эти четыре столпа очень важны и очень легко применяются к нашей сегодняшней церковной и приходской практике, поэтому тема эта – не отвлеченная, а достаточно нам близкая. Итак, «пребывание в общении».
Слово «Церковь» (греч. «экклесия»), как известно, переводится на русский язык как «собрание», а если еще точнее – «сходка». Некий экклесиаст говорит, проповедует, и вокруг него образуется экклесия, собираются люди. «Что-что? О чем он говорит? Что там происходит?» – и образуется некое собрание. Господь Иисус Христос говорит:
«Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного…» (Мф. 16: 18–19)
Что значит создать Церковь? Это значит – собрать разъединенных
Эти слова всем хорошо известны. А теперь приведем интересный перифраз – некий смысловой перевод на русский язык. Христос говорит: «Я создам Церковь». Слово «создам» – оно такое архитектурно-строительное. А если обратить внимание, что речь идет о собрании, тогда эти слова Господа можно перефразировать так: «Я соберу вас вместе». Ведь что значит – создать Церковь? Это значит – собрать разъединенных. «Я соберу вас вместе», – вот что Он нам обещал и что сделал.
В Послании к евреям апостол Павел призывает:
«Не будем оставлять собрания своего, как есть у некоторых обычай» (Евр. 10: 25).
«Не будем оставлять собрания» – то есть мы являем собою некое собрание. Здесь речь может идти как об общине как таковой, так и о богослужебных собраниях в частности. Интересно, что здесь в греческом оригинале стоит не слово «экклесия», а слово «синанога», то есть, собственно, собрание. «συν-αγω» – что это? Это сводить, это знакомить, это сближать, соединять в одно. Это опять вскрывает смысл, что Церковь сводит нас вместе. Она нас, разъединенных, соединяет в одно, она нас, разделенных, далеких друг от друга, сближает.
И есть еще одна интерпретация – уж не знаю, насколько она основательна с исторической и лингвистической точки зрения, но она есть. Если производить слово «Церковь» не от греческого «собираю», а от латинского, то у нас получится «циркус». Церковь – «циркус», а «циркус» – слово, нам всем понятное. «Циркус» – это круг, отсюда и цирк с его круговой ареной, отсюда и циркуль. То есть Церковь – это круг. В центре этого круга – Христос, радиус этого круга – ученики. Чем ближе они к центру, тем ближе они друг к другу. Это известная «геометрическая» притча Аввы Дорофея.
У нас есть такая русская поговорка: «Ну, чего вы там вокруг него хороводитесь?» Так вот что такое «Церковь» по-латински? Это хоровод вокруг Христа. Мы хороводимся вокруг Христа. Взялись за руки – и пошли вокруг Христа. А Он – в центре.
Если уж обращаться к филологии, то у нас есть еще одно интересное слово. Церковь у нас – кафолическая. «Кафоликос» – очень емкое, глубинное и не имеющее прямого аналога в европейских языках слово. Поэтому переводят его очень по-разному. Святые Кирилл и Мефодий его не перевели, а, скорее, передали некий смысл. Они обозначили это соборностью – мы верим «во единую соборную Церковь». Слово «кафоликос» в прямом лингвистическом плане все-таки подразумевает не соборность. Мы имеем дело скорее с перифразом, чем с переводом. Опять же, что такое «соборно»? – «собрано». Соборный принцип Церкви.
Так нам филология помогла почувствовать это самое общение, в котором пребывали ученики в Иерусалиме. Некоторые из них были в прямом смысле учениками Иисуса Христа, а другие уверовали уже через них. И нам, естественно, тоже надлежит постоянно пребывать в общении. Это то, чем мы – пастырь и паства, священничество и народ – должны заниматься.
Исторически нужно обозначить три периода общения.
Три периода общения
Первый период охватывает первые три века, когда христианство действительно представляло собою общину. В то время пресвитер или епископ могли сказать: «У меня 243 человека в общине». Сейчас никто из нас такую фразу произнести не может. Никто не может сказать: «А теперь уже у меня стало побольше – 253». То есть раннехристианская Церковь – это была реальная община, с членством. Причем даже жесткая община (в хорошем смысле слова). Туда не так просто было попасть. Оттуда можно было выйти. То есть это была конкретная четкая структура.
Ситуация совершенно меняется в IV веке, когда через святого императора Константина Церковь становится сначала народной, а потом, собственно говоря, еще и государственной. Церковь из замкнутых общин вдруг выплеснулась в общество, в государство. Теперь христиан много. И теперь ни епископ, ни пресвитер уже не могут четко сказать, сколько у него членов общины, 243 или 253. Это становится практически невозможно. Меняется сам принцип. Слово Божие распространяется на всех.
Теперь уже есть понятие не «уверование человека», а понятие «крещение народа».
Вот крестились поляки, крестились болгары, крестились русичи. Или, наоборот, какой-то народ не принимает крещение, отвергает. Теперь это уже не лично его вера. И даже сама миссия – дело уже не столько проповедника, сколько князя, императора, короля и так далее. В результате Церковь меняет свой облик. Она остается экклесией, она сохраняет постоянство в общении, но свойство этого общения становится совершенно иным. Потом немножко подробней скажу об этом.
В третий период государство перестает быть христианским. А это произошло практически со всеми государствами в XX веке
А третий период я бы назвал постхристианским. Постхристианским в том в смысле, что государство перестает быть христианским. А это произошло практически со всеми государствами в XX веке. И хотя некоторые государства еще сохраняют статус государственной религии – та же Германия, Финляндия или Греция, – они немногим отличаются от тех стран, где никакой государственной религии нет. Постхристианское общество – это общество, которое вспоминает свои христианские времена. При этом «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13: 8), «и се, Аз с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28: 20), «и врата ада не одолеют ее <Церковь>» (Мф. 16: 18).
Таким образом, Церковь – инвариант, константа. Она будет жить до кончины времен, до Второго пришествия Господа. Но условия ее существования радикально меняются. Есть вариации. Одно дело – Церковь в СССР, другое дело – Церковь в Российской Федерации. Иное дело – Церковь во Франции и так далее. Но в любом случае теперь ситуация изменилась. Есть некое постхристианское общество, которое какими-то культурными, историческими корнями остается в христианстве, а каким-то своим внутренним вектором и устроением уже далеко отошло от него. Вот в таких условиях и обстоятельствах Церковь существует сейчас.
Каждый приход – это братство
Теперь – сопоставление апостолов Петра и Павла. Апостол Павел, следуя евангельской традиции, строит экклесиологию. Он пользуется термином «экклесия», и многие его послания – экклезиологические. В догматическом отношении – скажем, Послание с ефесянам. В практическом – Первое послание к коринфянам.
А вот у апостола Петра несколько иначе. Во-первых, интересно, что у апостола Петра, хотя объем его писаний гораздо меньше (два послания), отсутствует слово «Церковь». Ни разу не упоминается. Есть текст 1 Петра 2: 17 в синодальном переводе, но там слово «Церковь» отсутствует в греческом оригинале, отсутствует в других переводах, и здесь оно просто является словом-связкой и использовано не совсем удачно, так как апостол Петр как раз сам это слово не использует. У него нет слова «экклесия». А что у него есть?
У апостола Петра слово «братство».
«Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь и царя чтите» (1 Пет. 2: 17).
То, что мы называем Церковью, у апостола Петра именуется братством
То, что мы называем экклесией, или в русской традиции Церковью, то у апостола Петра именуется братством. Слово «братство» в нашем обиходе присутствует, но обычно оно обозначает немножко другое. Мы обычно обозначаем им какую-нибудь специфическую внутрицерковную структуру: братство ревнителей благочестия, братство библейских исследований, братство или сестричество. Вот так у нас понимается братство.
Но здесь апостол Петр имеет в виду саму Церковь. Самая Церковь есть братство. Кстати, поскольку это говорит не кто-нибудь, а апостол Петр, которому Господь сказал, что на нем Он «созиждет Церковь», то попробуйте, отцы и братья, попользоваться этим словом. Иногда говорить его там, где обычно принято говорить слово «Церковь». А вы скажите «братство». И сразу зазвенит, что-то зазвучит: или язык не повернется так сказать, или появится новый смысл. Это же глубинно, интересно. По-гречески adelfotita – братство. Все христианство и каждый приход – это некое братство. Скажи человеку не: «Когда ты в последний раз в храме был?», а «Как ты в братстве живешь?» – «Что, какое братство? Не записывался я ни в какое братство. О чем вы говорите, собственно?» Тут сразу начнется игра смыслов, выявление сути.
Итак, продолжаем. Пребывание в общине. Церковь – община. Церковь является евхаристической общиной. Я на эту тему сегодня хотел бы почти ничего не говорить, только обозначить. Почему? Да потому что следующая лекция у нас будет этому посвящена («и они пребывали в преломлении хлеба…»). Мы с вами будем подробно обсуждать эту тему. И тем не менее, надо сейчас ее обозначить. Особенно нам важны слова апостола Павла к коринфянам (10-я глава), где говорится о Евхаристии.
Когда мы причащаемся, что мы делаем? Приобщаемся Тела и Крови Христа. Что мы делаем? Приобщаемся Бога, получаем благодать. Любой человек может много чего сказать. Я помню, нас долго мучил преподаватель в семинарии: «Ну, нет, – говорит, – нет, еще, еще». И все сидят, уже выдохлись, и никто не знает, что еще сказать. Он говорит: «Причаститься – это значит собраться в Церкви». Во-первых, это невозможно сделать одному, для этого вас должно быть хотя бы двое или трое. Причаститься – собраться в Церкви. Ты не причащаешься – ты не собираешься в Церкви, то есть ты не собран в этой общине. Экклесия – это собрание. Христос говорит: «Я соберу вас вместе – создам Церковь».
Очень важно, чтобы народ ощутил, что он собран вместе и делает одно общее дело
То есть мы собираемся у евхаристической Чаши. Вот это очень важно. Очень важно, чтобы «Господи, помилуй» говорил народ, чтобы «аминь» говорил народ, чтобы народ ощутил, что он собран вместе и делает одно общее дело, о чем говорит само слово «литургия». Это не батюшкино дело. «А вот сегодня служил отец Николай», – не может отец Николай сегодня служить литургию! Литургия – это общее дело, и все, что может отец Николай, – это предстоять на литургии. А совершить литургию может Церковь, где мы собраны. Это общее дело.
Об этом есть замечательный трактат протопресвитера Николая Афанасьева, известная работа, могу порекомендовать для ознакомления. Мир – не синтез разрозненных частей, знаете, как мозаика некая, калейдоскоп, а общее дело. Литургия – это когда мы вместе делаем одно.
Пребывание в общении – это общность молитв
Дальше. Пребывание в общении – это общность молитв. Опять я только обозначу, потому что об этом будет отдельный разговор. Пребывание в молитвах – мы этому целую лекцию посвятим. Но обозначить надо.
«Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 18: 19).
Церковь – это когда мы соединяемся в молитве об одном
Вот это и есть Церковь. Общность молитвы. Я не просто пришел в церковь помолиться. Это противоречие. В церковь я не могу прийти помолиться. Церковь – это молитвенное соединение двух-трех, двадцати-тридцати, двухсот-трехсот человек, где сколько. То есть мы соединились просить об одном. А не просто: «У меня есть вопросы, у меня есть потребности, надобности – вот я пришел помолиться». Прийти и помолиться имеет право и возможность любой, и это замечательное право. Но Церковь – это когда мы соединяемся в молитве об одном. Вот что такое пребывание в молитве.
Вечеря любви
К пребыванию в общении еще относится древняя христианская практика агап. Агапа – это вечеря любви. «Агапа» – одно из греческих слов, обозначающих любовь. Причем если «филео» (отсюда такие слова, как философия, филология) – это личное «я люблю», то «агапа» – это социальное, общественное, широкое. И вот вечеря любви – это как раз социальное. То есть здесь собирается некий социум, некая община. Она собирается на трапезу. И собирается не потому, что сильно проголодалась. Это не общественная столовая, куда собирают голодных людей для того, чтобы их покормить. И не ресторан, куда тоже собираются люди, чтобы покушать. Только в первом случае за бесплатно, а во втором, наоборот, за повышенную цену. Здесь совсем другое. Здесь суть не в физиологическом процессе насыщения, а суть – в общении. Ведь трапеза на физиологическом уровне – понятно, для насыщения, а на душевном уровне – для общения. Нигде мы так не общаемся, как за трапезой. Поэтому величайшее из христианских таинств носит форму трапезы. Вечеря любви.
Нигде мы так задушевно не общаемся, как за трапезой. Поэтому величайшее из христианских таинств – агапа – носит форму трапезы
В Послании к коринфянам в 11 главе апостол Павел говорит о нестроениях, которые имели место на агапе. Если судить по его словам, происходило даже так, что люди собирались, вкушали, а потом трапеза любви завершалась Евхаристией. Как, собственно, и было на Тайной вечере. Ведь это был пасхальный седер (Седер Песах – семейная трапеза, проводимая евреями в честь праздника Пасхи), и похоже, что на четвертом круге (когда чаша четвертый раз обошла весь круг) Господь установил Евхаристию. У евангелиста Луки, у единственного из всех евангелистов, упоминается два круга. У всех остальных – только один.
То есть это была трапеза. И вдруг в эту трапезу вчленяется Евхаристия. Поскольку это была община новообращенных, вчерашних язычников, то, конечно, никакой подобной традиции у них раньше не было. И поэтому, как в таких случаях часто бывает, возникли нестроения. И вот апостол Павел пытается что-то сделать с этими нестроениями, наладить какой-то порядок, а в чем-то даже и обличить. И только через некоторое время, но, судя по всему, достаточно нескоро, возможно, что в конце I века, Евхаристия как агапа расчленяется, и они начинают совершаться в разное время. И перестают быть одним общим действием. Хотя продолжается и практика совместного действия. Но все-таки уже с конца I века Евхаристия все больше переходит на утреннее время. Тогда уже до Евхаристии – никаких трапез, и агапа с Евхаристией меняются местами.
Плиний, римский историк, говорит о том, что христиане в определенный день (это был воскресный день) собираются для принятия пищи. Пища у них была обыкновенная. Ну, вот здесь отсылка к агапам, которые каким-то образом были связаны с Евхаристией.
В «Учении двенадцати апостолов» в 10-й главе приводится молитва, которая произносилась на агапе. Если нам, современным православным, ее прочитать и спросить, куда бы эту молитву вставить, то, я думаю, большинство из нас сказало бы: «Она вполне достойна занять свое место в евхаристическом каноне». То есть это такая евхаристическая молитва. По-видимому, тогда это как-то еще перекликалось – агапа с Евхаристией. Но сегодня эту молитву вне Евхаристии употреблять я бы не рекомендовал. Это даже, скорее всего, неполезно.
Святой Игнатий Богоносец говорит:
«Непозволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви».
Игнатий Богоносец говорит о Евхаристии. У него много о ней сказано. Здесь, в послании к смирнянам (8-я глава), он говорит об агапах. То есть под вечерей любви подразумевалось не просто покушать после службы. Это было некое действо. Более того, действо, которое не должно совершать без епископа так же, как без епископа не должно крестить. Благословение должно быть от епископа, чтобы крестить. Благословение надо иметь от епископа, чтобы совершать агапу.
В 11-м правиле Гангрского собора говорится:
«Аще кто презирает творящих вечери любви по вере, и созывающих братию в честь Господа, и не хощет имети общение в приглашениях, низким почитая творимое: да будет под клятвою».
Это, конечно, уже гораздо позже, веками позже. Естественно, уже выстроена Евхаристия, она уже совершается по определенным правилам и так далее. И вполне понятно, что к агапе уже может складываться такое уничижительное отношение. «Что это за агапа? Для чего она нужна?» Евхаристия – это да, всем понятно, для чего, а агапа – вроде как не очень. И вот собор резонно говорит, что это – Божие дело, и презирать творящих вечерю любви по вере нельзя. Опять мы видим – это не просто покушать после службы, а «собрать братию в честь Господа». То есть агапа еще сохраняет свой священный смысл.
Что сказать, если обратиться к нашему времени? Варианты разные. Вариант первый – то, с чем мы чаще всего сталкиваемся в мегаполисе, большом городе. Богослужение, даже у тех, кто служит быстро, все равно не короткое. А уж у батюшек, которые служат по всем правилам, неспешно, чинно, еще длиннее. После службы все хотят побыстрей домой. Очень часто – и сами батюшки. Батюшка тоже устал, его ожидает еще много других дел. Отпуст, «с миром изыдем» – все хорошо. Что нужно было – произошло, богослужение совершено, расходимся.
Второй вариант – это наличие трапез после службы. Такое практикуется, и практикуется по-разному. Вот в нынешнем русском зарубежье это очень распространено. Там некоторые подходят к концу службы. Им важно то общение, которое происходит на этих островках России в иноземном мире. Люди это ценят, и такие трапезы могут по несколько часов длиться. Они не просто сидят за столом и кого-то слушают, а играют и поют – что только ни делают. Это уже как какой-то клуб получается.
Есть практика приходская, когда священник остается в приходской трапезной. Такое бывает в очень многих храмах. За столом собираются церковные активисты, труженики, люди, гости, еще кто-нибудь. Люди это очень ценят. А где еще с батюшкой пообщаться в неформальной обстановке? Когда они его видят не в ризах и вещающего с амвона, а когда с ним можно просто поговорить – это очень ценно. Такая практика хороша. Но подобная трапеза после службы – это все-таки не агапа.
Третий вариант – это попытки возобновить нечто подобное тем древним агапам. Некоторые это практикуют. И мне доводилось: практиковал и сейчас иногда это делаю. Но не регулярно, не каждый раз, а, скорее, по случаю. По древнерусскому обычаю, обычай – братина. За столом можно говорить тосты. Но там подключаются наши не совсем благочестивые обычаи – от первого до второго, а потом до дна, а потом стоя, потом за любовь, потом на посошок. А мы по-другому. Наливаем в одну чашу вина, всегда разбавленного водой. И хоть мы из варварских народов, но по греко-римскому обычаю вино во всех церковных священнодействиях разбавляется. Начинает священник: встает и произносит какое-то благословение. Дальше с братским целованием, или, если по-древнерусски, «ликованием» (троекратным православным целованием) чаша передается соседу, и сосед что-то говорит. Ну, три глотка или один глоток. И так чаша обходит всех по кругу. При этом разрешается кушать, потому что ждать своей очереди иногда приходится долго. Кто говорит пожелание, кто произносит краткую молитву, кто поет, кто рассказывает стихотворение, иногда собственного сочинения. И вот так постепенно, может быть, за час, эта братина обходит круг. Во-первых, не больше трех глотков – это тоже большой плюс для всех. А во-вторых – в Господе! Совершается Господу.
Вот один из возможных вариантов. Варианты, конечно, могут быть разные. Они зависят как от священника, так и от окружающей его общины, так и от обстоятельств времени, места, города и чего-то еще. Это форма общения.
Общность имущества
Ранняя Церковь имела общение в имуществе. Это была коммуна. Никто ничто не называл своим
Теперь совсем другая тема. Имущество. Ранняя Церковь имела общение в имуществе. Это была коммуна. Никто ничто не называл своим:
«Все верующие жили вместе и имели все общее» (Деян. 2: 44).
В Деяниях в 4-й и 5-й главах об этом кое-что сказано. Есть десятина – это все-таки один вариант, ветхозаветный. И в некотором переделе он существует в наше время. А здесь все общее. К сожалению, мы имеем очень мало сведений о том, как это было. Но ведь общность имущества была в Иерусалиме. Похоже, что уже при апостолах это было не повсеместно. Апостол Павел уже регулирует очень многие вещи в упомянутом выше Послании к коринфянам, и нигде ни слова об общности имущества там не говорится. Хотя о финансовых вопросах, о содержании священнослужителей он пишет. Похоже, что это все-таки был порыв и разовая реализация – иерусалимская.
На сегодняшний момент общность имущества сохраняется только в монастырях
Но в апостольскую эпоху (I и II вв.) общность имущества еще упоминается. Причем здесь есть аргументация: как мы, имея все общее духовное, можем разделяться в материальном? Общность имущества была. На сегодняшний момент подобный опыт, отработанный веками, сохраняется в монастырях. Все монастыри – это коммуны. Поэтому, кстати, в 1920 году, когда закончилась Гражданская война, многие монастыри, чтобы не быть закрытыми, быстро перерегистрировались в сельскохозяйственные коммуны: Спасскую коммуну, Иверскую коммуну. Но в 1923 году все эти коммуны закрыли, они тоже перестали существовать. Остались просто храмы.
В монастыре – общность имущества. Я ничего не буду говорить о монастырях. Всем известно, что там и как, а как – это пусть уже тот, кто в монастырях живет и подвизается, говорит. Мы с вами больше ориентированы на приходскую жизнь.
В приходской жизни сейчас, конечно, коммуны нет. И попытка ее осуществить, естественно, ни к чему не приведет, это абсолютная фантазия. То есть теперь все-таки может быть только общий карман, и он есть. Это церковная казна, и люди жертвуют в храм. Формы пожертвования бывают разные. Одно дело – прямое пожертвование в церковную кружку, другое – свечи, иконы, молебны, еще что-то. Как бы то ни было, собирается некая церковная казна. Возможно ли что-то большее? Наверное, только в братстве. Но даже в братствах, которые сегодня существуют, их члены чаще всего –семейные люди, а значит, у них есть семейный бюджет. Конечно, создание коммун оставим исключительно монастырям. Монастыри были, есть и будут коммунами, и там эта общность имущества реализуема.
«Без чтения Библии нет общения»
Совместное чтение Библии. Вот это очень важно для того, чтобы пребывать в общении. А как, правда? Как пребывать в общении? Собрались вместе и что? Собраться вместе для чтения Библии. Без чтения Библии нет общения. А если община все-таки есть без чтения Библии, то в такой общине священник превращается в кого? В гуру. Тогда вещает батюшка. «Батюшка знает, батюшка благочестивый, батюшка разговаривает с ангелами. Он у нас молитвенник, он у нас постник. Батюшка сказал, батюшка благословил…» – все крутится вокруг батюшки. Поэтому батюшка сам первым должен взять Библию в руки. Если у батюшки в руках Библия, тогда складывается община уже не вокруг него как персоналии, пусть даже очень благочестивой и духовной, а вокруг Слова Божия. И тогда общение соединяется с тем, о чем мы говорили в прошлый раз, – с пребыванием в учении апостолов.
В Деяниях говорится о верующих в Греции:
«Здешние были благомысленнее фессалоникских: они приняли Слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это так» (Деян. 17: 11).
Это произошло в связи с тем, что туда прибыли апостолы Павел, Сила. Как здорово! Они собирались, «приняли Слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писание». Но, конечно, в нашей практике представить себе ежедневный разбор Слова очень трудно. В реальности, наверное, это было не совсем так, но уж еженедельно они точно собирались.
Если так происходит, община превращается в училище благочестия. Тогда есть «пребывание в учении». Конечно, эти беседы будут посещать не все, но кто будет, составит ядро прихода. А вокруг ядра, как в любом фрукте, есть мякоть. То есть вокруг этого ядра, которое собирается вокруг Слова Божия, конечно, обязательно будут верующие, которые хоть и не ходят на эти чтения Писания, но они есть, и они тоже плод, они тоже Церковь. Это уже ближе к тому, что можно реализовать в наше время. Но в те апостольские времена это касалось всех. Все этим занимались.
«Пребывать в общении – это пребывать во взаимной заботе»
Далее. Пребывать в общении – это пребывать во взаимной заботе, но на эту тему, я думаю, столько всего говорится, что нет надобности рассуждать об этом много. Это и духовная, и материальная забота друг о друге, это и ответственность друг за друга. У нас все-таки очень часто бывает: человек пришел – человек ушел. Вот человек ходит на все службы – и вдруг перестает ходить, а ты не успел у него взять номер телефона. Все. Куда канул? Бульк – круги разошлись. Уже не знаешь, о здравии молиться или об упокоении.
В общине очень важно нести ответственность друг за друга
Поэтому очень важно нести ответственность друг за друга, чтобы это не лежало на одном пастыре. Если есть это самое ядро и каждый из них это осуществляет, тогда более-менее все могут быть охвачены этой ответственностью, заботой друг о друге. Если очень большая община, очень большой приход, то он может состоять из суммы малых общин. Но при нынешнем большом количестве приходов это не очень актуально. Так, скорее, в советское время было, когда храмов было мало. Один храм на несколько городов. Теперь все-таки каждый приход – это и есть одна община. Забота друг о друге и внимание очень важны. На любом приходе у нас есть незамеченные, обойденные. Тут, конечно, есть над чем трудиться.
Членство Церкви
Членство Церкви. Таковое имело место быть. В каноническом праве нашей Церкви есть понятие трех видов грамот. Есть представительные грамоты. Представительные грамоты выдаются епископами для клириков и мирян, которые отправляются куда-нибудь. И там, куда они едут, чтобы пообщаться, необходимо представить представительную грамоту. Апостольское правило 12 гласит:
«Аще кто из клира, или мирянин отлученный от общения церковного, или недостойный приятия в клир, отшед, в ином граде принят будет без представительной грамоты: да будет отлучен и приявший и приятый».
У нас только так. Я надеюсь, все знают: какая у нас самая большая пустынь с наибольшим количеством насельников? Есть Глинская пустынь, Оптина пустынь, Киево-Печерская, Псково-Печерская обитель, а есть «Шаталова пустынь». «Шаталова пустынь» – очень большая. У нас есть контингент прихожан, который любит шататься по монастырям. Они были во всех монастырях, они знают всех старцев, у кого только они в духовных чадах не числятся! Очень болезненный такой круг. И их везде принимают. Но надо посмотреть, есть ли у них представительная грамота.
Есть понятие увольнительной грамоты. Увольнительная грамота нужна при переходе в другую епархию. Если перевести на наш современный язык, представительная грамота для священника – это свидетельство о рукоположении. А для мирянина – свидетельство о крещении. А увольнительная – это когда мы идем в отпуск, и нам дается отпускная грамота: в священнослужении не запрещен, позволяется быть за пределами своей епархии. Либо перевод в иную епархию: один епископ отпускает, другой принимает в свой клир. То есть увольнительная грамота – это при переходе, а представительная – как паспорт, свидетельство, кто ты такой. В отношении священников все это происходит, имеет место быть. А в отношение мирян у нас уже очень много вольницы.
Еще есть мирные грамоты. Мирные грамоты выдаются лицам, которые отправляются в путь. Но они, скорее всего, наиболее соответствуют нашим отпускным грамотам, которые получают не священники. Обо всех этих грамотах говорится в апостольских правилах (12-м и 33-м), а также в правилах соборов: 4-го Вселенского Собора (правила 11, 13) и 6-го Вселенского Собора (правило 17).
А теперь, когда у нас Церковь – народная, то, естественно, эти грамоты, часто производят отрицательное впечатление. Дескать, «ну вот, и тут бюрократия, не могут поверить человеку на слово». Но это касается всех, кроме священников. Мы все-таки с грамотами. Или нас знают там, куда мы уехали. Если не знают, то следует предъявить грамоту, что ты не под запретом или еще что-то. А вот миряне болезненно к этому относятся. Они не хотят никаких записей, переписей. Особенно в советское время этого боялись, воспринимали как то, что их хотят сдать: послезавтра уволят с работы, с учебы и так далее. Поэтому везде надо подходить с рассудительностью, с рассуждением.
О духовной дружбе
Дружба. Дружба в Церкви. Христос Сам говорит Своим ученикам:
«Вы друзья Мои… Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями…» (Ин. 15: 15–15)
Нет более близкого общения, более близкой дружбы, чем дружба духовная
Эта христианская дружба, к счастью, имеет место быть. Хотя, может быть, гораздо меньше, чем бы хотелось, но все-таки есть. Она очень трогательна. И нет, конечно, более близкого общения, пребывания в общении, более близкой дружбы, чем дружба духовная. Духовный брат, духовная сестра – это, наверное, самое большое, что может быть.
Сюда же, к дружбе, относится еще одна вещь – господство. Господь Иисус Христос на Тайной вечери говорит:
«Цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» (Лк. 22: 25–26).
Апостол Петр говорит то же самое: «Пасите Божие стадо». Божие стадо. А то говорят: «Вот у меня на приходе…», «А вот у меня бабушки…», «А вот у меня там в храме чего-то отлетело…» Надо вспомнить, кто ты. Подойди к зеркалу, посмотри, что у тебя там отлетело. Что у тебя есть, чего у тебя нету. Почему ты говоришь «у меня»? Это не у тебя. Это на приходе, это в храме, это у Господа.
«Пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно» (1 Пет. 5: 2).
Вот это соборность, это братство, это дружба.
«…и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду» (Пет. 5: 2–3).
То есть об этом говорится дважды: Христом и апостолом Петром. Принцип господства. В IV веке он реализовался в полной мере, потому что Церковь нашла свою нишу в государстве. И вошла в «табель о рангах»: чины светские, церковные. Это было и у нас до 1917 года. Этот – высокоблагородие, этот – высокопреподобие и так далее, то есть была четкая «табель о рангах».
Конечно, мы этим принципом иногда злоупотребляем. Мы иногда так господствуем, как в светском мире не господствуют.
И при этом:
«Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием» (1 Пет 5: 5).
То есть в смиренномудрии пасти и в смиренномудрии повиноваться пастырю. Вот еще один принцип, который относится к пребыванию в общении.
У нас многолетие поется «настоятелю святаго храма сего». А как бы было интересно, если бы слово «храм» заменить словом «община». Сразу возникнет другое ощущение. Оказывается, он настоятель общины! Кстати, сейчас в юридических документах это так и есть. Теперь мы не настоятели храмов, а настоятели местной религиозной организации, то есть некоего сообщества. Это тоже интересная вещь, относящаяся к пребыванию в общении.
Вот назови три раза человека братом, и на четвертый раз он уже действительно начнет им становиться
Несколько слов об обращении «братья и сестры». К сожалению, оно часто используется только как достаточно формальное обращение в начале проповеди и больше нигде. А дальше – как в миру: «Девочки, …». И эти «девочки» (кому 83, кому 69) у нас на кухне что-то делают или еще где-то. Очень важно говорить языком Слова Божия. Вот назови три раза человека братом, и на четвертый раз он уже действительно начнет становиться братом. А главное – ты тоже. Важно, чтобы слова «брат» и «сестра» вошли в обиход.
Кстати, коммунисты ввели обращение «товарищ»: «человек человеку друг, товарищ и брат». Но кто застал советское время, помнит, что в обиход оно не вошло, а было только официальным обращением. После революции немножко поиспользовалось в неформальной сфере и достаточно быстро забылось. Почему? Потому что ну не был тебе твой собеседник товарищем! И почему мы на приходе не обращаемся друг ко другу «брат», «сестра»? А потому что он тебе не брат и не сестра! И вот тут дело остается за пастырем. Я самих пастырей призываю использовать обращения «брат» и «сестра». Это святое дело.
У нас есть очень много вопросов, которые мы не можем решить. Это знает патриарх. Это знает епископ. Это знает настоятель и священники. И прихожане. И мир. Мы знаем, что многое нам не по зубам. Например, чтобы мужья наших дорогих сестер не пьянствовали. Мы не можем отучить прихожан материться. Дескать, «А вот я русская. Мне можно». И так далее. Так вот, очень многие вопросы почти невозможно решить в индивидуальном плане. Для того, чтобы все сложности решать индивидуально, у человека должны быть личные отношения с Богом и очень сильная вера.
Если на приходе нет общины, молодой человек найдет ее за пределами прихода
А вот в общении многие вопросы решаются: катехизация, воцерковление, молодежка. Не потерять молодых. Мы же не можем терять молодых. С воскресными школами все в порядке, потому что маленькие дети находятся там, куда их привели родители. А уже с 13-ти лет и дальше мы всех теряем. Что говорить, такое происходит даже в священнических семьях. Потому что молодой человек никогда не будет находиться вне общины, и если эта община отсутствует на приходе, то он ее найдет за пределами прихода. Там у них в зависимости от сферы интересов (музыка или ее что-нибудь) образовываются свои междусобойчики. Но там иные нравы, и дети быстро теряют то, что получили в детстве. Чтобы верующий человек был «не как все», для этого надо находиться в общении. И тогда ему нетрудно будет быть в миру «не как все». А если общины нет, тогда он будет в миру «как все», а в храме – как православный. То есть будет жить по двойным стандартам. Это миссионерский пробел.
«Но единственная – она, голубица моя…»
И в завершение – отрывок из Песни Песней царя Соломона:
«Есть шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц и девиц без числа, но единственная – она, голубица моя, чистая моя; единственная она у матери своей, отличенная у родительницы своей. Увидели ее девицы, и – превознесли ее, царицы и наложницы, и – восхвалили ее» (Песн. 6: 8–9).
Блаженный Феодорит дает очень интересное толкование этого теста. Наложницы – это те, которые в чертогах Соломона страха ради. У них нет вариантов. Царицы – это те, кто царских почестей и благ ради. А вокруг – девиц без числа. Они заполняют собой весь Иерусалим, хотя и не вхожи непосредственно в царские чертоги. Но только одна Суламифь – «единственная голубица моя». Вот это то, что мы имеем. Наложница – это «гром не грянет – мужик не перекрестится». Вот душа наложницы. Она страха ради приходит в дом. Царица – это те, которые духовных благ ради, ради царствования. Девиц без числа, их у нас миллион. Как понимаю, в Российской Федерации порядка ста миллионов. Кто бы их подсчитал. А «одна единственная» – это душа, которая со Христом по любви. И не мог Соломон создать другую ситуацию.
Вы знаете, в наше время искусственно мы тоже ничего другого создать не можем. Мы сейчас живем так. У нас есть Суламифь, у нас есть вот эти души, которые со Христом любви ради. У нас есть царицы, наши постоянные прихожане. У нас есть наложницы. Это те, которые тоже прихожане. Они не ходят каждое воскресение, но вроде бы тоже как наши. А еще есть «девицы без числа», которые, может, вообще в храм не ходят, но они тоже наши. Они крещеные, они православные, они двумя руками за нас. И вот получается такая система концентрических кругов, и приходской пастырь в данном случае зря потратит силы и время, если будет пытаться изменить ситуацию организационным или каким-то другим способом. Пусть будет как есть.
И смотрите, все они, даже те «девицы без числа», в нужный момент могут оказать удивительную верность и преданность. Поэтому современный приходской пастырь, особенно если он служит в небольшом городочке, селе, лет через десять уже практически всех знает. А его уж точно все знают. Вот он живет по такой системе, которая обозначена в Песне Песней. То есть в нашем сегодняшнем постхристианском обществе пребывание в общении – это общение с единственной, это общение с царицами, это общение с наложницей, это общение с девицами без числа. И ради Господа все это имеет место быть.
«Первая любовь»
– Отец Геннадий, благодарю за лекцию. Я слушал проповедь отца Даниила Сысоева. Он толковал Апокалипсис. В обращении к одной из Церквей Господь говорит: «Вспомни первую любовь твою и покайся». И отец Даниил поясняет, что эти слова – именно про общность имущества. А в наше время ее уже почти нет, только если в монастырях. Получается, что эта «первая любовь» уже в Церкви отсутствует. Как вы считаете, правильно или неправильно так размышлять?
– Я бы сказал, что все должно восприниматься в контексте: историческом и так далее. Эти слова обращены к общине в Эфесе. Община создавалась еще при апостоле Павле, потом возглавлялась Иоанном Богословом. Эфес – это один из четырех мегаполисов Римской империи. Насчитывал почти миллион жителей. Я не совсем уверен, что в эфесской общине была общность имущества. Не припоминаю, чтобы где-нибудь были тому исторические свидетельства, хотя, конечно, не могу этого отрицать. Может быть, в какой-то форме и было.
«Первая любовь» может очень по-разному проявляться. Где-то, может, и правда вдруг начали говорить: «Это мое, нет, это не мое, это не твое». Кончилась общность имущества – кончилась «первая любовь». А где-то, может быть, этой общности имущества никогда и не было, а «первая любовь» и была, и есть. Поэтому я бы не ставил знак равенства между «первой любовью» и общностью имущества. Это оправдано только в конкретной ситуации.
Вот, например, муж и жена. Если у них нет общности имущества – а в наше время такое бывает очень даже часто – значит, у них нет «первой любви». Вот тут четко нужно сказать. А на приходе отсутствие общности имущества – это совсем другое. Все-таки есть вещи, которые в этом бренном мире до Второго пришествия Христа, скорее всего, могут быть только временны.
А можно и так сказать, что «первая любовь» – это воскрешение мертвых. Ведь в апостольские времена это случалось часто. Кстати, об апостоле Тимофее, который тоже был епископом в Эфесе, есть свидетельства, что он мертвых воскрешал. И апостол Павел воскрешал. А вот сейчас не знаю, часто ли у вас мертвые из гроба встают. То есть когда-то, может быть, и это было признаком утраты «первой любви», но ведь не может быть такое, что воскрешение мертвых проходит через века и тысячелетия и не прекращается. А главное, есть ли в этом воля Божия, чтобы мертвые постоянно воскрешали? Шел на отпевание – и покойник встал.
Так что, я думаю, это все очень условно и зависит от конкретной ситуации, конкретного случая. Там, где происходит первое обращение, когда язычники обращаются ко Христу, практически всегда есть воскрешение из мертвых, а потом уже, когда все входит в свое русло, нет.
Утрата «первой любви» – это некое взросление (об этом Иоанн Златоуст пишет), когда те первоначальные формы становятся мало реальны. Как могла быть в Константинополе общность имущества, если там христиан стало уже несколько десятков тысяч?..
О телеприхожанах
– Как известно, во время пандемии даже на Пасху храмы были закрыты, поэтому велась онлайн-трансляция. И с тех пор у нас появились телеприхожане, которые после открытия храмов продолжили смотреть службу «на удаленке». Некоторые епархии даже посчитали, что таким образом за два года потеряли примерно 25% прихожан. Сейчас храмы уже открыты, а это продолжается. Как к этому относиться?
– Более того, наверное, небезызвестно, что дело дошло до онлайн-литургии, когда священник совершал молитвы, евхаристический канон. А небольшой круг его очень верных и преданных прихожан ставил у себя дома хлеб и вино, и священник благословлял их – у Бога ведь расстояния нет. И вот так они причащались. Мне довелось встречаться с такими причастниками. «Вот, – говорит, – я онлайн причащаюсь». Я категорически против. Онлайн-литургию придумать могли и апостолы. Какая проблема? Договариваемся: сидите дома, в 11 часов апостол Петр произнесет молитву, и у вас хлеб и вино станут Телом и Кровью Христа, причащайтесь. За 2000 лет подобной практики не было, хотя надобность в этом, можно сказать, была больше, чем в пандемию, потому что там совершение литургии было запрещено под страхом смерти. Людей казнили, когда узнавали, что они собрались вместе.
Да, при определенных обстоятельствах, вот как у нас сейчас с вами, трансляции помогают. Я не могу приезжать в Псков раз в неделю, даже раз в месяц. Даже и вы, живя в Псковской епархии, не можете собираться регулярно все вместе. И в таких случаях оправдано то, что мы сейчас делаем. И, конечно, могут быть какие-то кризисные ситуации вроде пандемии. Но это ни в коем случае не должно становиться нормой: онлайн-молитвы, утренние и вечерние, онлайн-общение… Логика людей понятна: что слушать наших сельских бабушек, которые пытаются «Иже Херувимы» спеть, если можно включить трансляцию литургии в Храме Христа Спасителя и слушать патриарший хор? На что нам наш батюшка, если там Святейший говорит?
Общение может и должно быть только живым
Всему свое место. Иногда – да, интересно включить и послушать, как поет хор кафедрального собора, не спорю. Но это никак не заменяет общения. Общение может и должно быть только живым. Община собирается вместе. Те тысячи, которые сейчас смотрят онлайн-трансляции, – это тысячи не пришедших в храм. Да, если люди не могут – есть больные, слепые, хромые, – для них это просто счастье, что они теперь таким образом приобщены к жизни Церкви. Я знаю таких людей с ограниченными возможностями, которые просто счастливы, что они могут пользоваться компьютерными технологиями и участвовать в службе. Вот это хорошо. Но разве может что-то заменить живое общение? Живое общение плечом к плечу, где все реальное, настоящее?.. Поэтому в храм надо ходить.
Дары Святого Духа
– Мы знаем, что в ранней Церкви дар Святого Духа проявился в говорении на разных иностранных языках. И это логически оправдано, потому что надо было распространять веру. Но потом при крещении людям стали даваться другие дары: Киприан Карфагенский в эпоху гонений получил дар мужества; при Григории Богослове, в эпоху расцвета монашества, дарами Святого Духа при крещении часто были слезы. Я так понимаю, что в каждый исторический период людям дается какой-то свой дар Духа Святого. А какой он в наше время?
– Вы задаете нелегкий вопрос. Во-первых, надо отличать дары Духа Святого от плодов. Плоды перечисляет апостол Павел в Послании к галатам: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона» (Гал. 5: 22–23). Это плоды Святого Духа. Они имеют духовно-нравственную ценность. Их апостол Павел перечисляет девять. И даров он тоже перечисляет девять, хотя и плодов, и даров на самом деле больше. Но в Послании к коринфянам (12-я глава) – это пророчество, языки, толкование, словознание, слово мудрости, дар вспоможения и так далее. То есть это харизма. Все-таки хорошо эти вещи понимать. Может быть, мы с вами об этом еще отдельно поговорим. Есть харизма, и в Апостольской Церкви, конечно, было большое харизматическое излияние. Люди, буквально не выходя из воды, уже пророчествовали. И не надо было сорок лет подвизаться в пустыне, чтобы получить дар прозорливости. То есть харизма – это одно, а плоды – это другое.
Харизма в наше время в крещении (все-таки я сорок лет крещу) проявляется редко. Я даже не знаю случаев, чтобы человека покрестили, и он начал пророчествовать, исцелять и так далее. Скорее, человек получает при крещении Святого Духа, и этот Святой Дух начинает в нем прорастать, плодоносить, и через какое-то время появляются плоды. Некое воздействие, безусловно, наблюдается. Оно не наблюдается только в тех случаях, если человек, как в притче: дорога, каменистая почва, плевелы… А если нормальная семья, то и дары, и плоды появляются. И Господь нас действительно не обделил.
А что можно было бы обозначить характерным для нашего времени, позвольте мне подумать. Теперь мне и самому стало интересно. Но сходу ответить не могу. Давайте вместе подумаем и вернемся к этому вопросу в следующий раз. Какой характерный дар и какой характерный плод дается людям в наше время? Интересно. Беру на заметку.
«Смерть первая – обычная, смерть вторая – это геенна огненная»
– Существует понятие второй смерти. Можно ли воспринимать эту вторую смерть как некое прекращение бытия? Максим Исповедник говорит, что нетварная энергия поддерживает свое бытие. И получается, если человек отказался от Бога, это означает полное прекращение бытия. Встречалась ли вам какая-то мысль у святых отцов на этот счет?
– Эта тема возникает под влиянием лекций всеми уважаемого замечательнейшего профессора Алексея Ильича Осипова. О первой и второй смерти сказано в Апокалипсисе Иоанна Богослова. Смерть первая – это наша обычная, смерть вторая – это геенна огненная. Геенна огненная не имеет никакой силы над участниками воскресения, умерших первой смертью. По блаженному Августину, первое воскресение – это «встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5: 14). Это слова апостола Павла из Послания к ефесянам. То есть это рождение свыше, духовное воскресение. А смерть как некое небытие у святых отцов, в целом, не встречается. «Спасется как бы из огня», – встречаем мы у Ефрема Сирина, у Иоанна Златоуста. Имеется в виду как раз не небытие.
Загробная жизнь – это некий сон, а при трубе Божией, при гласе архангелов все проснутся
Нечто подобное есть у Анастасия Синаита. Он высказывает мысль, что усопшие спят и ждут воскресения из мертвых. То есть загробная жизнь, о которой очень много говорится в Православной Церкви, – это некий сон, а при трубе Божией, при гласе архангелов все проснутся. Это все-таки не совсем небытие, потому что – проснутся.
О полном небытии говорят адвентисты и свидетели Иеговы. Они говорят, что вечно мучиться не будут. Они получат некое воздаяние за свои согрешения, а потом грядут в небытие. В принципе, картина понятная, логичная. Но в Писании этого нет. И у отцов тоже нет. А мысль про сон есть, но это не стало учением Церкви. И абсолютное большинство отцов, конечно, говорит о наличии загробной жизни. Об этом есть в Апокалипсисе: о душах убиенных, о жертвенниках… Но мы же с вами там еще не были, поэтому нам приходится только предполагать. О небытии – «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».
Бывает хороший сон, а бывает кошмар. Можно провести некую параллель. Заснул и видишь кошмар – это ты в ад попал. А заснул и видишь хороший сон – это рай. Но только, пожалуйста, не побивайте камнями, как еретика. Это не более, чем сравнение. А как оно на самом деле, пусть кто первый умрет, тот и расскажет. Как в той притче про братьев, которые спорили о загробной жизни. Один брат умер. Живой сидит – стучат в окошко: «Ой, брат, так кто же прав из нас, как там?» – «Брат, здесь совсем все по-другому».
И поэтому, конечно, рассуждения об этом могут быть очень разными. Но, в любом случае, мир усопших есть, это правда. Человек, когда засыпает, он думает о том, что проснется. Даже ставит будильник. Но ведь сон – это не небытие. Также и усопшие – от смерти до всеобщего воскресения – это не небытие. А уже когда воскресение из мертвых – «ад ввержен в езеро огненно» (см.: Откр 20: 10), – все, кончился кошмар. А чем кончился? «Езером огненным». Вот там уже бытийность полноценная. А здесь ни в коем случае не небытие. И в церковной практике, конечно же, есть и молитвы за усопших, и призывание святых, и наличие самого опыта общения с Церковью Небесной, и, как мы говорим, мир усопших и мир живых. Бог не есть Бог мертвых, Он Бог живых.
«Дщерь Иаирову предумершу воскреси…»
– В продолжение вопроса про смерть. В покаянном каноне Андрея Критского есть фраза: «дщерь Иаирову предумершу воскреси». Я читал несколько русских переводов и нигде не нашел, что значит «предумершу».
– Конкретно этот текст я не готов сейчас комментировать, потому что надо взять греческий текст и посмотреть, что там написано. Потому что перевод – это перевод. Тем более мы читаем славянский текст и думаем, что все понимаем. А на самом деле нам так только кажется. Многие обороты мы понимаем в современном смысле, а раньше они имели другое смысловое значение. Но опять же, это не утверждение, а размышление. Христос много воскрешал, но описаны не все случаи: дочь Иаира, сын наинской вдовы, Лазарь – вот, собственно, и все. Сын наинской вдовы и дочь Иаира – это в день кончины. Более того, ведь Иаир зовет Христа еще на исцеление, а не на воскрешение, а ему говорят: «Да ведь уже умерла, опоздал». Но Господь все-таки входит.
Опять прошу камнями не побивать. Один вариант – клиническая смерть, предумершие. Ведь клиническая смерть – это смерть, но, как нам говорят медики, еще не пошли необратимые процессы. То есть закончились процессы жизнедеятельности, но не начались необратимые процессы распада. А вот Лазарь – он уже смердел четыре дня, там уже полным ходом шли необратимые процессы распада. Вот там было воскрешение послеумершего, а не предумершего. Поэтому нам трудно обо всем этом судить. Евтих упал с подоконника. Апостол Павел быстро пошел и воскресил его. Он там по-настоящему умер или обмер? Опять, как мы можем знать? Нам и неполезно об этом размышлять. В любом случае, это была уже некая смерть. Еще не знаем – какая, насколько окончательная. Гоголь же, говорят, повернулся во гробе. Его же не в день смерти хоронили, а потом оказалось, что он там повернулся. Есть же предположение, что он не совсем умер. Или эфесские отроки, например… Есть же такие факты.
Поэтому очень много загадочного. Я думаю, есть некое состояние предумершего, когда процессы жизнедеятельности уже остановились, но нет и ухода в потусторонний мир, нет необратимых физических процессов. Эти семь отроков, они же там не разложившиеся лежали. И есть Лазарь, который уже разлагался. Так что, опять, что мы можем об этом знать? Почти ничего. Но факт тот, что Господь – Владыка жизни и смерти. Он может восстановить и живого, и предживого, и послеживого, и разлагающегося, и любого. Даже через несколько тысяч лет мы надеемся, что и Авраам, и Ной, и все оживут при трубе Божией и гласе архангела. Господь может воскресить всех.
Когда человек уходит в мир иной у тебя на руках – это удивительный, очень глубинный опыт
А сам процесс – жизнь и смерть – очень непростой. Тут есть и для медиков, и для биологов, и для богословов, и для пастырей, которые часто становятся свидетелями того, как человек находится на грани жизни и смерти, много загадок. Сейчас мы редко бываем с нашими прихожанами в их предсмертные минуты. Сейчас покойников на отпевание везут активно, а последние минуты проходят где-то в реанимациях и так далее. Раньше чаще случалось, что человек умирал прямо на руках священника. У меня такое было. Это удивительно значимо. И, я думаю, обоюдно: и для человека, который до последнего мгновения был на руках своего пастыря, и для самого пастыря, который прямо передал его туда. Это удивительный опыт, очень глубинный.
В современной жизни со всеми ее технологиями все больше происходит онлайн. Все на расстоянии, все меньше живого опыта, в том числе и этого предсмертного опыта, которого у наших предшественников – сто, двести лет назад – было очень много. Деревенский батюшка приходил ко всем. Почти все люди из его рук шли в мир иной.
Спаси Господи, отцы и братия. До нашей следующей встречи. Всем приятного поста.
