«БЕСЕДЫ О СВЯЩЕНСТВЕ». ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ — «ЕВХАРИСТИЯ В АПОСТОЛЬСКОЙ ЦЕРКВИ»

В Псково-Печерской духовной семинарии по благословению митрополита Псковского и Порховского Тихона начался курс лекций о священстве, предназначенный для клириков Псковской епархии и семинаристов. Курс читает библеист, миссионер и богослов протоиерей Геннадий Фаст. По определению самого отца Геннадия, это «не учебный курс, а беседы пастыря с другими пастырями и с теми, кто готовится стать таковыми». Мы предлагаем вашему вниманию шестую лекцию цикла.

Вечеря Господня – ужин Господень

Добрый день, всечестные отцы и братья! Всех приветствую. Мы продолжаем наши размышления об Апостольской Церкви, о которой сказано в Деяниях:

«И они <ученики> постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деян. 2: 42).

Мы с вами уже беседовали о первых двух позициях: «о пребывании в учении апостолов» и «общении». Сегодня переходим к третьей: «И они постоянно пребывали… в преломлении хлеба». Таким образом, наша сегодняшняя тема – Церковь как евхаристическая община. «Непрестанное пребывании в преломлении хлеба» – это специфическая особенность нашей христианской Церкви. Такого не было в Ветхом Завете, такого нет и в других верованиях, близких к христианскому. Но так оно есть в христианской Церкви.

Построим наши размышления, отталкиваясь от наименований этого священнодействия. Наименования различны. Первое – Тайная вечеря. «Вечеря» переводится на русский язык как «ужин» или даже «обед». В Евангелии от Луки сказано: «после вечери», то есть после ужина. Греческий язык нам дает «μέσση» («месса») – то есть «вечеря». Само слово «δείπνο» означает обед, ужин или трапезу под вечер. В послегомеровские времена оно стало «ужином», «к вечеру», а при Гомере это слово употреблялось еще в значении «трапезы полуденной». И это соответствует нашему русскому наименованию «обедня». Мы называем это таинство обедней. Собственно, так оно было в гомеровские времена в греческом языке.

Главное таинство Церкви является «ужином Господним». Но в нашей нынешней практике оно мало напоминает ужин

В 1-м Послании к Коринфянам говорится «вечеря Господня» (1 Кор. 11: 20), то есть «ужин Господень». Таким образом, это священнодействие является ужином. Но в нашей нынешней практике оно мало напоминает ужин. Ну, скажем, в храм заходит несведущий, посторонний человек. И то действо, которое он видит, меньше всего напомнит ему ужин или обед.

В древнее время это действительно был ужин. Иисус Христос вместе со Своими учениками совершал пасхальный седер – древний обычай, который сохранился у иудеев, пусть и с некоторыми изменениями (без них не бывает), до сегодняшнего дня. Только в нынешнем пасхальном седере отсутствует ягненок. Он отсутствовал и у Христа – у Него на Тайной вечере закланного ягненка не было.

Пасхальный седер перерастает в вечерю Господню. Через Грецию и Рим – а наше христианство оформилось в греко-римской культуре – священный ужин перерос в литургическое действо. Это укоренено в греко-римской театральной традиции. Там это было развито, чего не было у иудеев. У иудеев никогда театрального действа не было, хотя торжественная служба в храме была, но все-таки не было таких каждений и прочих действий, которые мы наблюдаем сегодня.

В греко-римской культуре священный ужин перерос в литургическое действо

Таким образом, то, что мы имеем, совершаем и видим сейчас – это в первую очередь, конечно, пасхальный седер, то есть ужин. Он прошел через греко-римскую культурную традицию и сложился в том виде, в котором мы его сегодня имеем. Как-то один батюшка сказал: «Я бы так хотел не службу отслужить, а поужинать». Имеется в виду – собраться на трапезу Господню, на священный ужин, совершить именно то действо. Но история такова, какова она есть, и мы имеем то, что имеем.

Кстати, омовение рук непосредственно перед причащением Святых Таин – не то, которое совершается на проскомидии, а то, которое перед принятием Святых Даров, – это в некотором роде остаток изначальной формы, то есть трапезы.

Слово «вечеря любви», или «агапа» (мы говорили об этом в прошлый раз), употреблялось и в отношении таинства, и не в отношении таинства. Об агапе как не о таинстве, а о вечере любви мы в прошлый раз достаточно беседовали. В Послании к Коринфянам апостол Павел говорит: «…это не значит вкушать вечерю Господню» (1 Кор. 11: 20). И еще говорит: «…собираясь на вечерю, друг друга ждите» (1 Кор. 11: 33). То есть можно так поужинать, что это не будет ужин Господень. И можно, наоборот, собраться на ужин Господень.

Обедня

Понятие «обедня» возникло уже в другое время. Хоть мы упомянули гомеровское понимание слова «вечеря», но все-таки апостолы употребляли греческий язык уже в постгомеровскую эпоху. Когда они общались со Христом и Христос совершал эту вечерю, то, конечно же, они использовали иврит и арамейские языки, но никак не греческий.

Итак, обедня. Обедня – это другое время дня. То есть со временем это священнодействие перешло с вечернего времени на утреннее или обеденное.

Этот переход произошел довольно рано. То, что обедня изначально совершалась вечером, это и в наши дни отображено в служении, когда литургия соединяется с вечерней, вечерня – с литургией. Так служится литургия Преждеосвященных Даров, но так служится и литургия Иоанна Златоуста. Скоро Благовещение, когда вечерня совмещается с литургией. Естественно, в изначальной практике вечерня всегда совершалась вечером. Кстати, в наше время этот обычай опять возобновляется, когда вечерню с литургией служат вечером. Я знаю храмы в Москве, где так делают. Это встречается и в русском зарубежье – людям так удобнее, потому что они днем на работе.

Скорее всего, перенос «ужина Господня» совершился в связи с тем, что древние христиане не имели выходного дня, и поэтому собирались ночью

Когда произошел переход на утро? Например, Тертуллиан (это первая половина III века) говорит о том, что утреня переходит в литургию. Переход этот был, конечно, не одномоментный, не какой-то разовый, по чьему-то распоряжению и указанию, но, судя по всему, произошел достаточно рано. Так, есть такой документ – «Завещание Господа нашего Иисуса Христа» на сирийском языке. Там уже говорится, что евхаристические молитвы связаны с предрассветьем. Скорее всего, этот перенос совершился в связи с тем, что древние христиане, естественно, не имели выходного дня, когда бы они могли совершать эту трапезу, и поэтому собирались ночью. У них были ночные моления и предутренние молитвы, которые переходили в евхаристические, и таким образом литургия стала совершаться, наоборот, очень рано. Этот переход осуществился где-то в конце I – начале II века и стал со временем практически всеобщим.

Сам престол в евхаристических молитвах, кстати, никогда престолом не именуется. Он называется либо жертвенником, алтарем, либо трапе́зой. Алтарь в древнем понимании – это не место, не пространство, не треть храма. Алтарь – это жертвенник. Что касается трапезы, то ее суть двойная: трапеза – это вкушение пищи, то есть утоление голода, и трапеза – это общение. Так было изначально.

Человек – не просто биологическое существо, утоляющее голод. Человек в трапезе имеет теснейшее общение. Друзья общаются за чашкой чая. Семья собирается в общении во время трапезы. И главное христианское священнодействие, в котором христиане пребывают непрестанно, тоже носит форму трапезы (с учетом выше названных двух смыслов). Во-первых, это питание – «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4), а Слово стало Плотью, и теперь мы вкушаем Плоть Христову. Это Хлеб Жизни, то есть это питание. И это же – общение. Это общение как с Богом, так и друг с другом, между собою. Теснейшее общение, какое только может быть.

Высшее общение – это совместное участие в Трапезе Господней

Мы в прошлый раз много говорили об общении, и вот здесь оно приобретает новую и кульминационную окраску. Общение с Богом кульминационно именно в момент Трапезы Господней. И между собой мы можем по-разному общаться: мы можем беседовать, быть рядом – наконец, мы можем вместе молиться. Но высшее общение – это совместное участие в Трапезе Господней. То есть вот здесь мы действительно становимся братьями и сестрами, потому что братья и сестры – это те, кто единокровен и от одной плоти. Плоть Христа в каждом из нас, Кровь Христа в каждом из нас, и по Плоти и Крови Христа теперь уже не образно, не символично, а таинственно, сакрально, реалистично, по факту – мы братья и сестры во Христе. Потому что мы – участники одной Трапезы.

Если мы не участники этой Трапезы, тогда мы не можем быть единомышленниками, не являемся братьями и сестрами в прямом значении. А через вкушение этой Трапезы мы ими становимся.

И само Царство Небесное тоже очень часто изображается Христом в виде трапезы: господин приготовил трапезу, послал людей за званными, а дальше разворачиваются всякие ситуации, но это всегда – трапеза Господня. То есть это особое глубинное состояние.

Воскресный день – это день преломления хлеба

Второе наименование этого таинства – преломление хлеба, которое мы, собственно говоря, и слышим в обсуждаемой нами цитате: они постоянно пребывали «в преломлении хлеба». Надо сказать, что это словоупотребление в нашей современной практике практически полностью отсутствует. Наверное, наши прихожане не поймут, если им сказать: «Пойдемте на преломление хлеба». Священники, скорее всего, поймут, но удивятся, что это за такое словоупотребление. В наше время так выражаются протестанты, у них это наименование – основное. Это именно апостольское наименование, оно неоднократно звучит в апостольских Деяниях (см.: Деян. 42: 42, 46; Деян. 20: 7).

«…преломляя по домам хлеб, принимали пищу, в веселии и простоте сердца, хваля Бога» (Деян. 2: 46).

Эту цитату можно разбирать пошагово: сначала трапеза – «преломляя хлеб, принимали пищу», потом веселие, потом – «простота сердца» и затем – «хвала Богу». Содержание этого таинства: вкушение, трапезничество; веселие, радость в Духе Святом – это один из основных плодов Святого Духа. Все это совершается в простоте и выплескивается в прославлении Бога – «хвала Богу».

«В первый же день недели… ученики собрались для преломления хлеба» (Деян. 20: 7).

Вот это интересно: что такое «первый день недели»? Священнослужители, надеюсь, все знают, что это отнюдь не суббота. Это воскресенье – первый день недели. И, конечно же, не понедельник. В светской культуре сейчас первый день недели – понедельник, счет идет с понедельника, а воскресенье становится седьмым днем. Это совершенно неверно. Первый день недели – это именно воскресенье.

Смысл христианского воскресенья – в преломлении хлеба. Отнюдь не в выходном!

Смысл христианского воскресенья – в преломлении хлеба. Отнюдь не в выходном! В Ветхом Завете о субботе сказано: шесть дней работай, а седьмой день, день покоя, посвяти Господу Богу твоему (4-я заповедь). Покой священный, но все-таки покой! Это главное. «Шаббат», «субботствовать» – это «покой».

Если брать некоторые наши катехизические книги (дореволюционного времени, миссионерские пособия), в них чаще всего ведутся дискуссии с такими сектантами, как адвентисты седьмого дня, которые по заповеди Господней имеют днем покоя субботу. И вот христиане доказывают, что теперь выходной, день покоя – это воскресенье. Используются изощреннейшие методы, чтобы это доказать, происходит подтягивание текстов Ветхого и Нового Завета… Братия! Никогда, никто не переносил субботу на воскресенье. Никогда воскресный день, то есть первый день седмицы, не был освящен как выходной. Это день Евхаристии. День преломления хлеба. Шаббат, покой был и остался субботой.

Кстати, в западной традиции это произошло даже еще резче. Там, собственно, все и началось. В 321 году император Константин не только дал свободу христианам (это произошло раньше, в 313 году – Миланский эдикт), но сделал христианство ведущей, основной, а со временем – и государственной религией. И вот он издал свой императорский указ, что воскресенье – выходной день. И это действительно так. То есть воскресенье стало выходным в 321 году, и никакой христианин до 321 года даже и не мыслил, не думал ни о каком дне покоя, когда говорилось о воскресном дне. Воскресный день – это день преломления хлеба. Это день Евхаристии.

В православной традиции это сохранилось следующим образом. Во-первых, суббота – шаббат – у нас день праздничный. В этот день возбраняется пост. В этот день возбраняются поклоны даже Великим постом. И в этот день совершаются праздничные богослужения. Скажем, в современной практике это отображается так, что в седмичные дни мы используем черное или другие темные облачения, а в воскресные дни – цветные облачения. Как правило, в наши дни – это фиолетовый цвет. То есть суббота действительно выделяется как праздничный день. И не зря именно в этот день – день покоя – совершается поминовение усопших. Мы молимся о «вечном покое» для них. Все, что связано с покоем, – это суббота.

Кстати, когда возникли противоречия между восточной и западной традицией, то восточные как раз упрекали западных, что они не стали вводить субботний пост. И в 1654 году это было одним из пунктов, из-за которого произошел раскол между восточной и западной частью Церкви.

Когда светит солнце, луны уже не видать. И поэтому воскресный день приобрел большее значение, нежели суббота

На Западе же – я это знаю из бытовой практики – мать, хозяйка может собрать детишек в субботу утром и сказать: «Сегодня мы будем Sonnabend verrichten». Это значит: «Сегодня мы будем совершать субботу». Что такое «совершать субботу»? Это генеральная уборка. Я бы сказал, что это кощунство. Суббота – день покоя, а не день генеральной уборки. И «совершить субботу», то есть потрудиться более интенсивно, чем в другие дни, восточная Церковь возбраняет. Восточная Православная Церковь всегда чтила субботу как день праздничный. Поэтому заповедь Божия не отменялась, не переносилась. Но неслучайно Ветхий Завет сравнивается с луной, а Новый Завет – с солнцем. Солнце не отменило луну, луна не превратилась в солнце. Просто когда светит солнце, то луны уже не видать. И поэтому воскресный день приобрел большее значение.

Но христиане забыли, что это за значение. Теперь уже батюшке вполне могут задавать вопросы о том, можно ли пришивать пуговицы, можно ли копать огород, можно ли то, другое, третье, десятое делать в субботу. Или делать в воскресенье.

В воскресенье надо причащаться! Воскресный день – это день преломления хлеба. Вот кто в воскресенье не причастился, тот нарушил день Господень.

Да, действие указа Константина дошло до нашего времени. Но есть страны, где это не так! В исламском мире выходной – пятница. В некоторых странах – вообще другие дни. И для христиан там никто не будет отменять ни школьные занятия, ни работу заводов, ни еще что-нибудь, чтобы в воскресенье они отдыхали. И у христиан, живущих в странах с нехристианской традицией (например, в Египте), и в наше время выходной – в пятницу, а в воскресенье они все идут на работу.

Вот что я хотел сказать о преломлении хлеба и о дне, который у христиан для этого выделен. А почему именно этот день? Ну, я думаю, здесь для всех все совершенно очевидно: в пятницу Христос распят, в субботу у Него шаббат – покой, Он упокоился, Его Тело бездыханно находится во гробе, Душа Его сошла в шеол, во ад. А в первый день седмицы Он воскрес из мертвых, и этот день и стал днем Евхаристии, днем преломления хлеба.

Евхаристия – благой дар

Третье наименование – Евхаристия. Евхаристия – слово греческое и переводится как «благодарение». Благодарение в нашем бытовом понимании – это сказать «спасибо», быть благодарным за что-то. Но здесь немного другой смысл. Евхаристия – это благой дар. И как раз в отношении таинства это очень существенно. Потому что можно задать вопрос: «Почему служение литургии – это Евхаристия? А на вечерне мы Бога не благодарим? А на утрене мы Бога не благодарим? А у нас вообще есть благодарственный молебен. Вот уж евхаристия так евхаристия!»

Благодарить Бога – это одно, а здесь несколько иное. Это таинство благого дара. И, кстати, дара, который в первую очередь Он приносит нам. Мы – приемлющая сторона. Если я говорю «спасибо», благодарю, то я – дающая, а принимает тот, кого я благодарю. А здесь не столько я кого-то благодарю, сколько я от кого-то благой дар принимаю. Вот в чем суть Евхаристии.

Об Иисусе, когда он совершал это таинство, в Евангелии говорится: «и, взяв хлеб и благодарив, преломил» (Лк. 22: 19). Так же «взяв чашу и благодарив, подал им» (Мф. 26: 27). Казалось бы, значимее было бы, если бы тут стояло «благословив». Почему Он благодарит? В этом сокрыт проникновенный и удивительный смысл сего таинства. Во-первых, это, как мы только что обозначили, – благой дар. И одновременно – это наш внутренний настрой. Благодарить – это «благо дарить». Я благой дар принимаю и благой дар от меня тоже ответно исходит. Благодарение – это сущность Трапезы Господней. Вот идет человек на службу в воскресенье утром. Можно остановить его и спросить: «Ты что идешь делать?» – Чаще всего скажут: «Молиться». Возможно, скажут: «Причаститься». Я думаю, мы не скоро услышим от кого-нибудь: «Иду благодарить».

Вложить идею благодарения в сознание людей, чтобы человек в воскресное утро шел не просто «причащаться», а благодарить, – наше пастырское дело

Вложить эту идею в сознание людей, чтобы человек в воскресное утро шел благодарить, – наше пастырское дело. «Ты куда идешь?» – «Я иду в храм». – «Что делать?» – «Благодарить». А то у нас литургия растворилась среди всех прочих богослужений. У нас куча проблем: помолиться за сына, помолиться в дорогу – мало ли что. А в конце концов причаститься. А вот благодарить – это очень глубинно и очень важно.

Пост перед причастием

Кстати, причащение с таким оттенком поста и покаяния – это явление средневековое. Слово «средневековое» я не наделяю отрицательными коннотациями. Это просто констатация факта. Древняя Церковь не знала причастия как действа постного. Сейчас перед причастием полагается три дня поста, говения. В Типиконе указывается не три дня, а семь дней. Со временем причащаться стали все реже, реже и реже – до четырех раз или даже до одного раза в год. Кстати, так было еще совсем недавно. Еще в 1960-х – начале 1970-х большинство прихожан причащалось четыре раза в год. Это считалось нормальным. На Пасху вообще не причащали или говорили: «Причащаются только дети до семи лет или не причащается вообще никто», – и это совершалось только в кафедральных соборах.

Так вот, Евхаристия – это день прославления, день благодарения Отца Небесного, Который дал нам этот священный и благой дар спасения Плотью и Кровью Христовой. Поэтому отношение к Евхаристии как к действу постному исторически имело место быть, но за последние несколько десятилетий (уже с 1980–1990-х и по нынешнее время) это несколько переформатировалось в сторону благодарения, и теперь очень многие прихожане действительно причащаются ежевоскресно. Потому что для этого и существует сей день. Кто в воскресенье не причастился, тот нарушил воскресный день. А если он отдыхал в воскресенье – это его проблемы.

Это день радости. А субботний пост, между прочим, возбраняется. Любопытно. Мы говорим: «Ты должен поститься столько-то дней» (неважно даже сколько). А субботний пост возбранен. А воскресение – день Евхаристии, потому что Евхаристия в древней практике не была связана с постом. Я отнюдь не ратую за какое бы там ни было упразднение поста. Нет. Пост – святейшее, священнейшее дело. Пост – это пост. Он действительно связан с воздержанием, с аскетикой, с покаянной молитвой. Но это несколько разные вещи. По нынешнему календарю у нас более двухсот постных дней в году. Этого достаточно. Пусть эти двести дней в году пост будет серьезным. В этом направлении надо работать. А если к этим дням добавлять еще три дня – субботу вопреки апостольским правилам, пятницу, четверг, а среда сама по себе является постным днем, – то мы человека, причащающегося каждое воскресение, то есть живущего по слову Божию, сажаем на вечный пост. Чего, кстати, сами не соблюдаем.

Вот у священника практика нормальная. Нормальный священник соблюдает все постные дни и причащается каждое воскресение. Даже и еще чаще. Но большая часть народа Божия участвует в Евхаристии ежевоскресно.

Литургия – общее дело

Еще одно наименование, четвертое, – литургия. Литургия – это наименование богослужения, которое означает «общее дело». Если опять обратиться к античной греческой практике, в Афинах литургия – это была обязанность богатых граждан исправлять некоторые общественные службы за свой счет. То есть литургией называлось некое благотворительное дело. Но это, скорее, для интереса. Христиане позаимствовали этот термин у античных эллинов.

У нас литургия иногда очень мало похожа на общее дело. Священник, клирос, пономари – каждый занят каким-то своим делом

В Новом Завете литургия – это служба, это служение, это услуга и, наконец, богослужение. И опять специфическое. Литургия – это общее дело. Что мы иногда видим? В алтаре у священника – свое дело. В пономарке – своя жизнь. На клиросе – тоже своя жизнь. В кассе, где свечи, крестики, иконочки, – и там своя жизнь. В храме – своя жизнь, а дальше уже кто где по обстоятельствам находится. Иногда литургия очень мало похожа на общее дело, то есть каждый делает свое дело. Благообразным считается не мешать другому делать его дело. Батюшка должен не мешать клиросу, клирос не мешать батюшке, народ еще кому-то и так далее. То есть мы все должны друг другу не мешать, это в лучшем случае. А на самом деле мы должны все вместе делать одно общее дело, а не каждый свое. Мы этого еще подробнее коснемся.

«Пребывание в преломлении хлеба». Что такое пребывание? Есть вещи, которые у нас «бывают». Скажем, у нас раз в год бывает праздник Крещения Господня, великое водосвятие. А вот Евхаристия – это пребывание. Это всегда должно быть. Со дней апостольских она совершалась ежедневно. Но ежедневно она совершалась все-таки не в общем масштабе. Вся Церковь, вся община обычно «пребывает» ежевоскресно. Об этом есть и канонические правила. Апостол Павел пишет: «…когда вы собираетесь в церковь…» (Кор. 11: 18). Верные собираются в церковь на Евхаристии. Собственно, Евхаристия – это и есть собрание нас в Церковь. Мы ведь можем быть собраны по разному поводу. Мы можем быть собраны в группу паломнического путешествия, мы можем быть собраны молитвой, мы можем быть собраны по каким-то благотворительным делам, а Евхаристия – это когда мы собираемся в Церковь.

Иерей Николай Афанасьев, живший в начале XX века, пишет:

«Народ Божий собирается в церковь для служения Богу, где каждый служит совместно с другими под предстоятельством одного».

Если мы просто пришли помолиться за литургией, а не причаститься, то мы не собрались в Церковь

Апостол Павел в Послании к Евреям пишет: «не будем оставлять собрания своего» (Евр. 10: 25). Если мы не собираемся в воскресенье для причащения всей общиной, мы оставляем собрание. Если мы просто пришли помолиться за литургией, то мы не собрались в Церковь, в евхаристическое собрание. Евхаристия именовалась еще и собранием. Святой Иустин Философ (II век) пишет:

«В так называемый день солнца (в некоторых языках, особенно германского происхождения, воскресение именуется «днем солнца» и по сей день. В славянском слове – «воскресенье» – улавливается связь с Пасхой – Авт.) бывает у нас собрание в одном месте всех, живущих по городам и селам. Здесь собираемся все вместе».

По Иустину Философу, все собираются в одном месте, всегда все и всегда вместе – вот что такое Евхаристия. Когда мы «всегда все», а не «то одни, то другие» и каждый порознь по своим собственным делам. Это собрание.

Участие народа в литургии

Литургия имеет своего предстоятеля. Литургии не бывает в двух случаях. Первый из них – отсутствие предстоятеля. Исходным и основным предстоятелем евхаристического собрания является епископ. Со временем по благословению епископа предстоятелями стали и пресвитеры. Но поскольку пресвитер священнодействует по благословению епископа и поминает его при этом, то все равно предстоит епископ. Церковь не может существовать без предстоятеля, без епископа. И Церковь не может существовать без народа.

Еще недавно (сравните, несколько десятилетий назад) в будничные службы очень часто случалось, что причастников не было ни одного. Люди могли быть или не быть. Чаще они были, но причастников не было. Священник сразу закрывал Дары покровцом, «со страхом Божиим и верою приступите» и заходил в алтарь. Совершал такое движение чаши. А фактически к чаше никто не приступал. Это очень грустная практика. Она совершенно искажает смысл литургии. Общего-то дела нет.

Святой Иустин Философ пишет:

«После того, как омоется таким образом уверовавший и давший свое согласие (имеется в виду крещение. – Авт.), мы введем его к так называемым братьям в общее собрание для того, чтобы со всем усердием совершить общие молитвы… Потом к предстоятелю братии приносятся хлеб и чаша воды и вина… После того, как он совершит молитвы и благодарение, весь присутствующий народ отвечает: аминь».

Практически во всех древних литургиях «аминь» после евхаристических молитв произносит не священник, а народ. Это очень важно

Вот это очень важно – народное «аминь». Кстати, оно тоже есть в нашей практике. Народ безмолвствует – это разрыв. Нет общего дела. Так же, как не может быть Евхаристии без молитвы и священника, так же не может быть Евхаристии без народного «аминь». Не я, священник, не диакон, а народ произносит «аминь». А если народ не произносит «аминь», то где общее дело? В древних литургиях, практически во всех, «аминь» везде произносит народ. Я имею в виду сейчас литургические тексты. Древних литургий очень много, десятка два точно наберется. Например, в литургии от Марка, я посчитал, народ говорит «аминь» 12 раз за службу. В том числе и при освящении Даров. Не диакон, а народ. Молится в церкви и священнодействует во главе с предстоятелем.

Вот мы можем сказать: «Отец Николай сегодня службу служит». И это скажет тот, кто был в храме на службе и даже причастился. Не мог отец Николай служить литургию! Литургию отслужила Церковь в предстоятельстве отца Николая. А священнодействовала Церковь. Она не может священнодействовать без предстоятеля. Но и предстоятель не может священнодействовать без Церкви. Не может батюшка один служить литургию.

В средневековье были заказные литургии. То есть я, например, могу заказать три литургии за дедушку. Иду к священнику, заказываю, и батюшка в абсолютно пустом храме (причем заказавший может не присутствовать) служит. Я еще застал такие заказные литургии: люди заказали, батюшка пришел, и вот он эту службочку отслужил. Какое-то там тоже благочестие есть. Оно во всем есть, люди не злодеи. Но здесь нарушается пребывание в Евхаристии, пребывание в преломлении хлеба. Тут народ не то что безмолвствует – он отсутствует. То есть нет Евхаристии как общинного священнодейства. Служение без народа – это абсолютно ненормально.

Могут сказать: «А Феофан Затворник?» Ну, и еще другие. Есть латинская поговорка: нет правил без исключения. Исключение не отменяет правило, а подчеркивает его. Феофан Затворник – это исключение. Кстати, у преподобного Иоанна Лествичника есть слова о том, что святым нельзя подражать. Он имеет в виду не внутреннее благочестие, а внешнее поведение. Ну, пойдемте 47 лет стоять на столпе или три года не разговаривать ни с женой, ни с детьми, потому что взяли на себя обет молчальничества, и так далее. Феофан Затворник это делал, и это было исключением. Это было его неким предстоянием пред Богом. Это не отменяет, а скорее подчеркивает, что так не бывает. А бывает то, что литургия – это общее дело.

Кстати, исходно и по сей день по всем служебникам есть три участника литургии: предстоятель (иногда именуется иереем), диакон и народ. Отсутствует сослужащее духовенство. В связи с этим некоторые литургисты вообще стали говорить, что сослужащее духовенство – это некое нарушение идеи совершения литургии. Мы все знаем, что ни в одном служебнике не предусмотрено, что делают сослужащие. Потому что они просто сами по себе не предусмотрены.

Я (это уже мое личное мнение) не против сослужения. Сослужение – это такое отображение апокалиптического. Там есть агнец, есть 24 престола, есть четыре животных, «тьма тем» ангелов и так далее. Вот такое общее соборное действо. То есть сослужение, конечно же, может быть, раз уж так исторически сложилось. Но вот на что бы хотелось обратить внимание: когда все сослужащие стоят со служебничками и каждый молится сам по себе, где здесь общее дело? Молится предстоятель. Молитвы оглашает предстоятель. Архиерей стоит, а я, простите, стою рядом и «перемаливаюсь». Владыка тут творит молитву – пусть себе говорит, а я сам должен ее произнести. Произносит один, произносит предстоятель и произносит так, чтобы другим было слышно. А все остальные вместе с ним включены в его молитвы, а не каждый сам по себе.

Основание для сослужения – торжественное архиерейское богослужение. Как пишет Игнатий Богоносец, это тройственная иерархия. Епископ на месте Христа, пресвитер на месте апостолов, диаконы. Это такая торжественная пирамида. Это имеет место быть. Но при этом не должно быть отмены сослужения народа. Народ – он со-служит, а не стоит где-то там, отсеченный, отрезанный. Если мы имеем дело с сослужением священников, то они либо берут на себя функции диаконов, либо дублируют предстоятеля.

На сегодня перед нами стоит величайшая задача: включение нашего народа в активное сослужение, соучастие

Традиции всегда многообразны, и это по-своему прекрасно. Я думаю, на сегодня перед нами стоит величайшая задача: включение нашего народа в активное сослужение, соучастие. А это возможно через молитву. Ведь лик (хор) появился далеко не сразу. В древней Церкви молитвы пели все. Такое бывает и сейчас. И я бывал на таких службах, где вся церковь поет. Это невозможно сделать никакими указами, приказами, распоряжениями архиерея – кого угодно. Для этого надо просто запеть. В это надо врасти, в это надо вжиться, и тогда такое станет возможным.

Игнатий Богоносец пишет:

«…особенно, если Господь мне откроет, что все вы до единого, без исключения по благодати Божией соединены (т.е. собраны. – Авт.) в одной вере и в Иисусе Христе… Так что повинуйтесь епископу и пресвитерству в совершенном единомыслии, преломляя один хлеб, это врачевство бессмертия, не только предохраняющее от смерти, но и дарующее жизнь в Иисусе Христе».

Один хлеб! Вот, кстати, у католиков странная практика. У них освящается один хлебец, а потом облатки стоят у дарохранительницы, и ими приобщают народ, хотя они вообще освящались не на этой литургии. Я как-то беседовал с одним католическим пастырем. Говорю: «Так что же это у вас получается – литургия Преждеосвященных Даров? Вы приобщаете людей не тем хлебом, который освящался на этой службе». Вот это как раз тот случай, когда служение перестало быть литургией, то есть пребыванием Церкви в преломлении хлеба. И тогда стали появляться очень удобные обычаи. Потому и чаша была отнята у народа. Не по злодейству, а просто это очень удобно – вот и все.

«Я недостоин причаститься!..»

Закрытость литургии. Мы произносим возглас: «Двери, двери!» Привратник должен проследить, чтобы в храме остались только верные. Но не только же об оглашенных здесь идет речь. Это очень интересный момент. Иоанн Кассиан Римлянин говорит:

«Мы не должны устраняться от причащения Господня из-за того, что сознаем себя грешниками; но еще более и более с жаждою надобно поспешать к Нему для исцеления души и очищения духа».

Раз ты чувствуешь себя грешным, тем более причащайся!

То есть раз ты чувствуешь себя грешным, тем более причащайся. Если только не злодействуешь. Если ты живешь в блуде, воруешь и будешь продолжать воровать – вот тогда ты причащаешься в суд и во осуждение. А если ты согрешил, и ты этим мучаешься, ты в этом каешься, то тогда надо идти. Однако с таким смирением духа и веры, чтобы считать себя недостойным принятия такой благодати. А иначе и единожды в год нельзя достойно принять причащение. То есть смотрите: V век – и уже такие проблемы возникли.

«Они гораздо больше гордости высказывают, нежели смирения, как им кажется, потому что, когда принимают их (Святые Дары. – Ред.), считают себя достойными принятия их».

Дескать, раз в году – на это меня хватит, раз в году я могу достойно причаститься. Вот это Иоанн Кассиан порицает и говорит, что это гордыня.

«А гораздо правильнее было бы, чтобы мы с тем смирением сердца, по которому веруем и исповедуем, что мы никогда не можем достойно прикасаться Святых Тайн, в каждый воскресный день принимали их для врачевания наших недугов, нежели, превознесшись суетным убеждением сердца, верить, что мы после годичного срока бываем достойны принятия их».

То есть подобных рассуждений не должно быть. Должно быть всегдашнее пребывание.

Литургия блаженного отца нашего Григория, просветителя Армении. Диакон говорит: «А те из вас, которые не могут причаститься сего божественного таинства, да выйдут за двери и помолятся там». Это не только «оглашенные изыдите», но и все не причащающиеся.

Общеэфиопская литургия. Диакон: «Не причащающиеся, изыдите!»

Литургия в «Апостольских постановлениях», III век. В ней есть ектения о кающихся, а потом чин удаления кающихся. Идет молитва об оглашенных, ее совершает епископ, а диакон говорит: «Выйдите, оглашенные». Дальше епископ молится об одержимых, потом диакон возглашает: «Выйдите, одержимые». Потом епископ молится о просвещаемых. Вслед за тем диакон произносит: «Выйдите, просвещаемые». Затем епископ молится о кающихся. Диакон: «Отпуст вам, кающиеся». Иоанн Златоуст пишет:

«Ты слышишь, как глашатай станет и говорит: “Кающиеся, выйдите все. Кто не причащается, значит кается. Если ты из числа кающихся, то не должен причащаться”».

Это интересно: Евхаристия верных предполагает присутствие только причастников

Это интересно: Евхаристия верных предполагает присутствие только причастников. Если мы приходим на ужин, можно будет потом, вернувшись домой, рассказать: «Вот, я был у Петровых на ужине, а теперь бы покушать надо». Что значит: «Был на ужине»? Такого не бывает: быть на ужине и не ужинать. То есть просто молиться за литургией… Молиться можно на молебне, а за литургией причащаются, не причастников фактически нет. Это тексты, которые очень важно нам знать.

Естественно, реальная практика – она реальна. Мы не можем ломать полено через колено, то есть все идет, как идет. И тем не менее мы уже говорили о концентрических кругах, об этих царицах, наложницах, и сегодня я даже теоретически представить себе не могу, как можно выводить из храма людей. Это можно делать в малых замкнутых общинах, каких-то сельских приходах или в братствах, а в обычных храмах я себе представить такого не могу. Если мы сейчас начнем это делать, то, скорее всего, больше набедокурим, чем сделаем что-то благочестивое. Тем не менее, этот внутренний стержень должен быть, и по крайней мере постоянных прихожан к этому надо приучать.

Собственно говоря, час времени вышел, и я завершаю. Я, конечно, могу говорить еще очень много интересных вещей, но, думаю, главное мы уже сказали, и, пожалуй, будет лучше, если останется время на вопросы и некое наше братское обсуждение. Пожалуйста, отцы и братия, ваши реплики, размышления, вопросы.

О литургии без причастников

– В начале своего служения я был на одном приходе. Там кроме священника, певчей и меня, пономаря, больше никого не было. Как осмыслить литургию – общее дело, когда один священник, одна певчая, один пономарь, и никто не причащается? Как сделать, чтобы священник не уклонялся от служения литургии и не говорил: «А нет прихожан – к чему служить»?

– Да, служить без причастников – никак. Все-таки в церкви должно быть как минимум два человека: священник и псаломщик, иначе как служить? Псаломщик должен пропеть свои слова, священник должен произнести свои слова – тогда уже есть служба. Но это я свел к абсолютному минимуму. И почему бы псаломщику не причаститься? Это нормально. Я слышал и обратные вопросы: «Вот псаломщик отслужил с батюшкой вечерню, утреню, литургию – чего ради ему не причащаться?» Он сделал все, чтобы причаститься. А последование ко причащению несложно прочитать.

А насчет частоты служения… Я думаю, что частое служение – это очень хорошо. Но это зависит от разных вещей: монах батюшка или не монах, молодой или пожилой – разные есть вариации. Служить надо. А насчет псаломщика, я не вижу повода, почему бы ему не причаститься. Если эту роль исполняет женщина и речь идет о женских днях – да, мы говорили уже о правиле, которое не бывает без исключений.

А вот на практике, я скажу, не бывает такого, чтобы совсем не было причастников. Хотя, когда я в самом начале своего пути был священником на многоштатном приходе, такие случаи бывали, несмотря на то что народу было много. А когда стал служить сам, никогда литургии без причастников не было. Почему-то они всегда есть. Мне кажется, это какая-то внутренняя установка священника – и тогда они почему-то всегда бывают. Конечно, и служить надо, и причастники чтобы были.

Другая сторона литургии – молитва о здравии и об упокоении

– Я бы хотел отметить и другую сторону литургии: все-таки это еще и молитва о здравии, об упокоении тех же прихожан. Если нет причастника, то что же делать? Есть такие приходы, где их действительно нет в регулярном, так сказать, порядке. Это бывает. Или, когда у нас на неделе положено несколько служб, там тоже не будет причастников, а службу надо служить. Это тоже надо осмысливать самому священнику: он совершает таинство не только потому, что есть, кому причащаться, но это и молитва, это и жертва об умерших и о живых. А то батюшка будет служить и думать: «А зачем я служу, если нет причастников?» Мне кажется, это важный момент.

Я монах, мне служить – в радость, я люблю служить, независимо от того, есть кто-то или никого нет. Молитва идет, таинство идет, поминаются и живые, и умершие. Мы живем в другой реальности: у нас в Псковской области приходы зачастую такие малочисленные, что говорить о какой-то общинности очень сложно.

Помню, как Шмеман писал, что он не понимает, зачем служить литургию для одного отшельника, чтобы он причастился. Его книга «Литургическое богословие» – замечательная. И в этом, конечно, есть глубокий смысл. Но есть и другая традиция, когда служат ради одного человека. Или нет никого, а все равно служат. Для нас это актуально, поверьте мне. Я два с половиной года был на таком приходе, где нет никого. Служили службы, молебны.

Я вот о чем, батюшка: вы бы на основании своего опыта и знаний дали бы какое-то осмысление этого момента – служения литургии, когда люди не причащаются. Что литургия сама по себе тоже важна, даже если никого нет. Я знаю один приход, где батюшка вообще служил без певчих. Один. Он и сам поет, и сам все делает – это нынешняя реальность, а не какие-то там советские годы. Может быть, в Москве, Петербурге такого нет, а у нас – глубокие 1990-е годы во многих приходах, поверьте. Как благочинный свидетельствую об этом. И 20 лет служу на приходе, где тоже никого и ничего. Как священнику отнестись к своему служению, если даже нет причастников?

– О молитве я хотел в следующий раз говорить. «Они пребывали в молитвах», поэтому и не акцентировал сегодня на этом внимание. Это тема нашей следующей лекции. То, о чем вы сказали, это реальность, это имеет место быть, но я уже повторяюсь: это исключение. Как это осмысливать? Да, получается, ты стоишь пред Богом, одиноко принося жертву: за живых, за усопших… То есть совершается воскурение фимиама Богу – да, это может быть.

Отсутствие прихожан – это не повод для не-служения, а повод для того, чтобы двое или трое были собраны во имя Господне

Почему-то у меня такого нет. Всегда были причастники. Поэтому и опытом не могу поделиться. А то, что такое может быть, – вы сами свидетельствуете об этом. Но я думаю, что, если такие ситуации становятся поводом для не-служения, это плохо. Надо, чтобы это было не поводом для не-служения, а поводом для того, чтобы двое или трое были собраны во имя Господне и совершали священнодействие.

Но сама литургия по своему устроению изначально не предусматривала такого варианта. Как говорится, не предусматривала, а подобное есть – ничего не могу сказать. Да, такое одинокое предстояние пред Богом. И, наверное, все, что делается для Господа, не бессмысленно. Все можно делать для Господа. Но все-таки надо стремиться к тому, чтобы это делалось так, как оно Господом же и предусматривается.

Список литературы для священников

– Став благочинным одного из округов нашей епархии и общаясь с духовенством, я заметил одну вещь: духовенство не читает базовых книг. И я бы попросил вас порекомендовать какой-то список литературы: отца Николая Афанасьева («Церковь Божия во Христе»), отца Александра Шмемана («Евхаристия. Таинство Царства»), отца Георгия Флоровского («Пути русского богословия»). К сожалению, некоторые наши батюшки даже не слышали о таких замечательных книгах. Мы пришли к вере в 1990-е годы, и я в том числе. Я учился заочно и в семинарии, и в академии. Готовился к поступлению в аспирантуру, но был назначен на должность, поэтому уже было не до учебы. Базы никакой нет. Поэтому просьба порекомендовать литературу – некие базовые книги, которые надо обязательно прочесть.

– У нас есть много замечательных авторов: митрополит Вениамин (Федченков), протопресвитер Николай Афанасьев, архимандрит Киприан (Керн), протоиерей Александр Шмеман – это авторы, которые писали конкретно о Евхаристии. Причем эти авторы все-таки современные, жившие в ХХ веке. Есть, конечно, авторы древние. Обстоятельства тогда во многом были иными, хотя мы сегодня и древних авторов упоминали: святого Иустина Философа, например.

Катастрофы всегда дают большой импульс к развитию. Это касается и Церкви

А авторы, которых я перечислил выше, конечно, основополагающие. Патриарх Константинопольский Афинагор (я понимаю, что к нему можно относиться по-разному, но, скорее всего, в церковно-политических вопросах) назвал труды этих и других авторов данной школы неопатристикой. Это был прорыв. Потому что все-таки до начала ХХ века, до революции, все шло как шло. Уже сложилась, устоялась некоторая система. А катастрофа начала ХХ века, революция и все прочее дали Церкви огромный импульс. Вот эти катастрофы – всегда еще и импульс. И это был импульс и в догматическом богословии. Вспомним, например, Владимира Лосского. Это были не просто авторы, которые писали компиляции из святоотеческих цитат.

Эти книги, конечно, нельзя воспринимать как некий канонический служебник, то есть там к чему-то нужно подходить критически. Что-то может к нашей конкретной практике и не подходить. Как вы говорите, Москва, Питер – одно, псковская глубинка – другое, Сибирь – третье. И эти авторы, кстати, не претендовали на то, чтобы их книги стали некими прописными истинами. Но Флоровский, вся эта школа – да, я думаю, что все наши современные священники, безусловно, должны ознакомиться с данными книгами. А дальше уже необходима благоразумная, можно даже сказать, соборная адаптация этих книг к той реальности, в которой мы сегодня живем и служим.

Народное пение

Касательно «аминь»: пусть при освящении Даров это говорит народ! Это такая сила, силища! Очень важно, чтобы именно народ произносил это слово. И он уже знает и ждет этого момента: люди чувствуют и очень трепетно к этому относятся. Эта практика идет еще из Ветхого Завета: «И весь народ пусть скажет: “Аминь!”» (Втор. 27: 26). В ветхозаветном храме что-то говорили, и народ отвечал: «Аминь», «Господи, помилуй».

Я знал одного певучего батюшку: после службы он минут пять что-то пел с народом. И через год у него пел уже весь приход!

Особенно здорово, если батюшка певучий. Я знал одного певучего батюшку: служба кончилась, а он минут пять-семь со всем народом что-то поет. Раз, второй, третий – через год у него уже пел весь приход. Поэтому, если кто имеет такое дарование, пользуйтесь им. Я не являюсь певучим батюшкой, к сожалению. Я так не могу. А те, кто может, здорово! Пользуйтесь этим, вовлекайте людей. Вот у нас 1-й, 2-й и 3-й антифоны народ всегда сам поет на воскресной литургии. «Приидите, поклонимся» священник громко запевает на малом входе, и народ тоже поет. И получается вот такое вовлечение.

А ведь до революции и «Отче наш» с «Верую» народ не пел! Мне один архиерей, между прочим, рассказывал, как Шаляпин пел «Верую», потому что его народ не пел. И был вынужден петь какой-то прекрасный певчий из хора или сам хор. И только после Собора 1917–1918 годов «Верую» и «Отче наш» стали петься народом, причем кто-то и возмущался: «Как же так? У нас столько замечательных композиторов написали музыку к этим песнопениям – народ же так не может!» Пожертвовали этой прекрасной музыкой ради того, чтобы пел весь народ. С того Собора в советское время и уже в наше «Верую» и «Отче наш», кажется, везде поют. И желательно увеличивать участие народа в пении.

«Одного богослужения в наше время недостаточно»

– Мы говорили, что желательно, чтобы вся община участвовала в литургии и причащалась. Это некий эталон. Но по моему внутреннему ощущению это только одна сторона, духовная. А есть еще сторона душевная, может быть, даже и физическая, и интеллектуальная. В чем в современной Церкви может выражаться эта полнота общения общины? Извините за тавтологию. В храме, где я служу, мы вечером после службы читаем правило к причащению, люди исповедаются, и утром практически все причащаются. Но есть такое ощущение, что этого недостаточно, что мы не вполне общаемся, что нужно еще что-то.

– Вы возвращаетесь в прошлую тему. Сегодня-то у нас тема именно о преломлении хлеба. Евхаристическое общение, я бы сказал, – это центр круга: радиусы расходятся и охватывают целый круг, огромную площадь. Евхаристия – это центр всякой Церкви, всякой общины. Но точка, являющаяся центром, это не круг. Естественно, теперь должен появиться и сам круг.

Вы правильно заметили, и мы сегодня об этом говорили: совместное чтение правила – это уже очень хороший обычай, он действительно существует. Причем, кстати, чтение правила во время исповеди – это не совсем совместное чтение. Люди заняты исповедью. Это очень хороший обычай, чтобы в храме при этом была не тишина, а чтец читал. Это замечательно. Но когда люди специально собрались («Вот, давайте сейчас почитаем покаянный канон, правило к причащению»), а не потому, что при этом кто-то исповедается (может никто не исповедоваться), – вот тогда оно более действенно.

А так, конечно, тем более в наше время, нужны самые разные формы общения. Особенно это нужно для молодежи. Это и библейские занятия, то есть когда происходит общение словом, когда мы совместно читаем Священное Писание, размышляем над ним. Это те же воскресные школы для детей, это молодежные кружки.

Для молодежи, скорее всего, будут более действенны профильные кружки. Собрались – и дальше что? Нужно, чтобы у кружка был какой-то профиль: социальное служение, миссионерское делание, изучение Библии, спортивные интересы и так далее. У меня такого опыта нет, но я понимаю, что надо исходить из современной жизни. И те, кто может подобное организовать, – пусть организовывают!

Совершать паломничества с прихожанами – это очень важное дело

Вы говорили о душевном уровне. Очень многое делают совместные поездки. Один педагог говорил: «За две недели совместной летней поездки мы достигаем большего, чем за весь учебный год». Это так. То есть совершать паломничества с прихожанами – это очень важное дело. Например, значительная часть нашего прихода побывала на Святой земле. На протяжении тех лет, что я служу в Абакане (сейчас идет 13-й год), были регулярные паломнические поездки. И действительно, те, кто оказался в одной группе, потом создают беседы у себя в телефонах, общаются, друг друга поздравляют, молятся друг за друга.

Потом – молитвенные кружки. Чтение Псалтири. Но это мы уже переходим к теме следующей лекции. Молитвенные кружки, пребывание в совместной молитве.

Молодежи нужны совместные поездки и паломнического характера, и не паломнического. Например, у нас в Томске («у нас» – я имею в виду Сибирь) есть лагерь «Стан». Он действует уже почти 20 лет ежегодно. Одни приезжают, другие уезжают, и чего только у них там не было! Например, есть «Дни творения»: они приглашают астронома из университета на «4-й день творения», биологов на «3-й день творения» и так далее. Викторины, игры… Такое детское и молодежное общение.

А для молодых семей – православный клуб молодой семьи. И все эти объединения не всегда должен возглавлять священник. Священник благословляет. А дальше идет максимальное вовлечение людей. И в наше время это, конечно, совершенно необходимо. Чисто богослужения по служебнику и требнику сейчас недостаточно. Служба в центре круга была и останется, но круг – это, конечно, и другие формы общения. Молодежь не может жить без общения. У молодых семей свои интересы и возможности. Клуб православной молодой семьи – это очень интересно: они друг друга поддерживают, вдохновляют, у них тоже свои проблемы, свои болячки, свои обсуждения, своя тематика. Они не могут с той же регулярностью, как, скажем, безбрачные молодые люди, собираться. Но это тоже одна из форм, и очень хорошая.

Спаси Христос. Всем приятного поста. До следующей встречи.

Онлайн-экскурсия по семинарии
Официальный сайт Московской Патриархии
Псковская митрополия
Псково-Печерский монастырь